- Да брось, неужели тебе совсем неинтересно, куда пропадают люди? Ты же здесь всю жизнь живешь, эти деданы наверняка тебе как родные, - не отрываясь от карт и старых газетных вырезок, парирует Ноа, как если бы двинуться средь бела дня в чащу заросшего угрожающими колючками леса было идеей Йена, а не его собственной. С другой стороны, он уже достаточно успел изучить своего напарника, чтобы сделать вывод: поворчит, поругается и все равно примет как должное. – Теперь налево, - Колфилд приподнимает голову, чтобы посмотреть на дорогу и убедиться, что навигатор все показывает правильно, и краем глаза косится на ведущего автомобиль Райдера. Задерживает взгляд на прямом носе и острых скулах и, демонстративно закашлявшись, возвращается к работе.
Ремень безопасности болтается вдоль переднего пассажирского сиденья, потому что больше всего на свете Ноа ценит комфорт и является безапелляционным противником того, чтобы какая-то черная полоса плотной ткани душила его за шею и мешала свободе движения.
Несколько раз, когда материалы уже изучены, а дорога становится однообразной и скучной (хотя, как поглядеть, наспех перехваченный пончик и карамельный латте, который журналист успевает взять с собой в кафешке за углом, вовсю рвутся наружу, по таким-то ухабам), Колфилд едва сдерживается, чтобы не отпустить дурацкую шуточку, вроде: «Осторожно, олень прямо по курсу!» или закрыть Йену глаза ладонями и пронзительно закричать: «Мы все умрем!» Однако, отметив и без того недовольное выражение на лице Райдера, резко передумывает. Ну его, и так вон риторическими вопросами засыпал по самые уши.
Кто кого по факту засыпал риторическими и не очень вопросами – оставим решать британским ученым.
Вместо этого, Ноа принимается рыться в рюкзаке, выуживая на свет божий непочатую пачку чипсов, шоколадные батончики, ручки без колпачков, карандаши, погрызенные на кончиках, где, судя по всему, когда-то давно покоились ластики,  цветные фломастеры, куча фантиков, половина из которых сыпется прямиком на резиновый коврик под ногами (Колфилд быстренько спешит затолкать их обратно, пока Йен не обратил внимания, что он засрал ему всю тачку, и на очередной кочке больно ударяется лбом о приборную панель)
- Да где же этот ебу… ага! – с почти детским триумфом Ноа наконец достает с самого дна рюкзака старенький диктофон и убирает назад все пишущие предметы и еду, которой минутами ранее заполонил себе все колени. Исключение составляет лишь желтая пачка M&М. – Хочешь? – ловко разрывает пакет и, зажав между пальцами покрытый шоколадом арахис, подносит к самым губам Йена, нисколько не беспокоясь о том, что за подобные финты тот, скорее всего, отгрызет ему руку по локоть. Как раз в этот момент Райдер резко нажимает на педаль тормоза, цветная горошина выскальзывает куда-то в недры железного коня, а его владелец не очень-то любезно советует Колфилду выметаться подобру-поздорову.
– Предупреждать надо! – возмущенно ворчит Ноа, стараясь затолкать газетные вырезки и собственные заметки на обрывках бумаги в и без того набитый под завязку рюкзак, но что-то идет не так, и журналист вынужден поумерить недовольный тон: - Можно я оставлю здесь чипсы и шоколад? – он сталкивается взглядом с зеленью глаз Йена и тяжело вздыхает: - Да брось! Ладно-ладно, никаких чипсов в машине, я понял.
Ноа яростно дергает дверную ручку, но та никак не поддается, заставляя заметно нервничать, потому что находиться наедине с фотографом «Haines Tale» спокойно и, вместе с тем, до мурашек тревожно. С чем связаны столь полярные перепады доверия и внутренний мятеж Колфилд размышлял не раз, но так и не пришел к определенным выводам. Нет, ну с другой-то стороны, если бы он ему не доверял, то разве позвал бы провести уикенд в чаще глухого леса, в хижине, из которой вот уже много недель не долетает ровным счетом никаких вестей?
- Если мы отыщем в этом доме подобную коллекцию, я непременно посещу церковную службу в следующее воскресенье, где поблагодарю боженьку, что уберег меня от личной встречи с человеком, который мог бы сделать меня ее частью, - Ноа, кстати, почти ведется и допускает вероятность того, что они застанут здесь нечто стремное, в самых лучших традициях стандартных фильмов ужасов. Он уже отсюда видит, что над дверью висит какая-то жуть, напоминающая засушенные трупики птиц или летучих мышей. – Как думаешь, из меня получится хорошенькая викторианская куколка?
Колдфилд смеется и, обернувшись через плечо, подмигивает собирающемуся выбраться из машины Йену. Будучи скептиком, жаждущим всему найти разумное объяснение и всегда докапывающимся до истины, Ноа приходит в выводу, что проживающий в лесу старикан просто довольно чудненький и всего-навсего нуждается хотя бы в редкой компании. Попробовали бы вы пожить в покосившейся деревянной избушке, оторванным от города и социума – поплыли бы кукушкой значительно скорее.
Он в очередной раз дергает ручку, как если бы по-настоящему хотел вырвать ее нахрен с корнем, когда чужое горячее дыхание опаляет ему ухо и висок, а сам Ноа оказывается запертым в кольце крепких рук.
«Ну, по крайней мере, это куда лучше, чем проклятый ремень безопасности», - едва не срывается у него с языка, который молодой журналист вовремя успевает прикусить. Он запоздало отмечает, что собственное сердцебиение сбивается, уступая место неловкому смущению, и самое время не таращиться на губы, которые впервые увидел так близко, и уж тем более - на ресницы, черные и длинные, прикрывающие бархатисто-зеленую радужку и темный, немного расширенный зрачок. Ноа вжимается в кресло всем телом, но этот жест вряд ли избавит его от внезапной близости, к которой он очевидно не был готов. Кажется, Йен тоже осознает двусмысленность сложившегося положения, потому что спешно отстраняется и толкает неподдающеюся дверцу наружу, позволяя Колфилду выскочить и отдышаться свежим воздухом.
- Самое время починить, - кивком головы Ноа указывает на тачку, засунув обе руки в карманы джинсов и заинтересованно глядя на вылезающего на пожухлую поляну Райдера. – Иначе тебе постоянно придется мучиться с ней, чтобы я мог выбраться, - тем самым явственно намекая на то, что это далеко не последний раз, когда коллега вынужден возить его задницу на своем личном авто.
- Как-то здесь тихо, - ежится Колфилд на предложение поздороваться, первым подходя к закрытой, но далеко не запертой двери. Рука замирает на толстом, деревянном крюке и тянет его на себя. – Похоже, здесь никого нет, - он просовывает голову внутрь, но очень скоро вылезает обратно, снова обращаясь к сопровождавшему его Йену: - Темнота – хоть глаз выколи, долго же мы его искали. Есть фонарик или зажигалка? – сам он подсвечивает себе телефоном, и захламленная комната, единственная и, судя по всему, давно заброшенная, выглядит тоскливо и жутко. Снаружи громко каркает ворона, и от неожиданности Ноа оступается и налетает спиной прямиком на следующего за ним Райдера. – У моего прадеда была орнитофобия, наверное, это как-то передается по наследству. Против генов не попрешь, сам понимаешь, - он не знает, как еще оправдать свою неуклюжесть, поэтому тут же переключается на новую тему: - И ни одной сраной викторианской куклы, прикинь! – Колфилд подносит смартфон к лицу и принимается корчить жуткие рожи: - Сфоткай меня так, потом выпустим сенсационную статью о том, что застали в доме ветхого Старриджа призраков, разбогатеем, купим виллу на Карибах, коктейли, девочки…
Именно в этот момент входная дверь, болтающаяся на петлях из последних сил, захлопывается с противным, потусторонним скрипом. Ближе к ночи обещали порывистый ветер, поэтому удивляться не приходится – как эту злоебучую хижину вообще не сдуло, словно в сказке про трех поросят – вот загадка для детей дошкольного возраста и старше.
Ноа обводит взглядом сумрачный широкоплечий силуэт своего напарника, заискивающе приподнимая брови и лукаво улыбаясь, впрочем недолго – за спиной Йена в темноте можно разглядеть еще одну калитку, скрытую от посторонних глаз, если сильно не приглядываться.
- Пойдем посмотрим, что там, - возбужденно шепчет журналист, указывая пальцем в густой, непроглядный мрак. – Может быть, он держал там умирающих с голоду… коз?
Слукавить, будто Ноа вовсе не рад пребыванию рядом с собой Райдера – абсолютное преступление. Слышать неподалеку его размеренное дыхание, ощущать присутствие, ставшее откровенно знакомым и в некотором смысле даже близким, гореть чем-то не в одиночку – он и представить себе не мог, что вернувшись на историческую родину, где и людей-то раз-два и обчелся, что уж говорить о молодежи, найдет кого-то по душе, того, кто будет разделять его бесконечные идеи, как правило, всегда граничащие с безумием. Собственно, Йен может их и не разделять, Колфилду вполне достаточно того факта, что он потащился за ним, отбросив все личные дела.
- Только бы не людей, - хрипло смеется Ноа, сглатывая ком в пересохшем горле, и рвется вперед, ненароком задевая ладонью теплые пальцы фотографа.
Так делают кошки, проходя мимо человека, в попытке его отблагодарить. Так делают люди, стесняющиеся произнести что-либо, помимо шутливых глупостей.